Из жизни вирусов
Евгений Касперский — о том, как «заразить» Минобороны и разрушить глобальную Сеть, о добрых хакерах и ползучих вирусах, о халтуре на империалистов, лаборатории имени себя, а также о том, почему следует бояться самолетов и что может быть страшнее мировой кибервойны
Профессиональная жизнь айтишников, даже весьма успешных, как правило, протекает вне внимания широкой общественности. Известными становятся буквально единицы. Среди них Евгений Касперский, глава компании «Лаборатория Касперского», — неустрашимый профессиональный борец со всяческой компьютерной нечистью: вирусами, шпионами, червями, организованной киберпреступностью. Причем с международным признанием. Если верить астрологам, очень многое в жизни человека зависит от расположения звезд на небесном своде начиная с самого рождения. Правда, пока неизвестно, какие из них определяют склонность к раскрытию козней киберпреступников.
— Евгений Валентинович, вы урожденный «ботаник»?
— В школьные годы у меня было два главных увлечения: математика и яхтенный спорт. Есть такая станция Водники по Савеловскому направлению железной дороги. Там сейчас стоят только большие яхты, а во времена моего детства было много небольших парусных лодок. Этот атрибут детского парусного спорта в Советском Союзе был заметно представлен на подмосковных водохранилищах. Не буду врать, что был звездой первой величины, но успехи были. Потому вопрос выбора жизненного пути стоял серьезно. Классе в седьмом-восьмом родители мне объяснили, что совмещать оба увлечения далее будет невозможно: спортом надо заниматься большую часть дня, а математикой — весь день и совсем в другом месте. Я понимал: и там, и там придется вкалывать. Но мне это нравилось — я с детства был таким упертым ребенком, в смысле всегда хотелось активной целенаправленной деятельности. А математика — это еще и очень интересно. Я выбрал математику и отправился в физматшколу. Точное ее название Физико-математическая школа № 18 имени А. Н. Колмогорова при МГУ. Там в 9-м классе я впервые увидел компьютер. Точнее, не персональный компьютер в привычном понимании, а большую вычислительную машину. И первую программу написал тогда же. Они готовились на перфолентах или перфокартах — бумажных лентах или картонных карточках с дырочками. По тем временам было очень круто даже постоять рядом с настоящей вычислительной машиной, а уж написать для нее программу — это предел мечтаний любого школьника.
С той подготовкой, которую дала физматшкола имени академика Колмогорова, я мог поступить в любой технический вуз Москвы. Выбрал Институт криптографии, связи и информатики. Это он сейчас так называется, а в то время это был технический факультет Высшей школы КГБ СССР имени Ф. Э. Дзержинского. Почему? Во-первых, как мне показалось, там была лучшая математическая подготовка. Во-вторых, ребенком я был, мягко говоря, разболтанным, и мне хотелось дисциплины и порядка. Ну и за погоны в Советском Союзе неплохо доплачивали. Но главное — обещали интересную работу, интересную науку и порядок. Все сбылось на сто процентов.
Я поступил на специальность «Инженер-математик». Уже со средних курсов пошла очень серьезная математика, вычислительные машины. Криптографические задачи, чтобы вы понимали, являются одними из основных «заказчиков» новых компьютеров, суперкомпьютеров и прочего. Знаете, в чем измеряется так называемая стойкость алгоритмов шифрования? В количестве лет, в течение которых должен непрерывно работать очень мощный компьютер, чтобы с помощью специальных математических методов вскрыть код. Ведь любой шифр можно раскрыть с помощью компьютерного анализа. Вопрос только во времени, которое на это может потребоваться: через 10 лет это никому не будет нужно. Вот так все и идет: одни математики придумывают новые, все более мощные алгоритмы шифрования, а другие строят еще более мощные компьютеры, чтобы побыстрее раскалывать эти алгоритмы.
— Этим вы и занялись после вуза?
— После того как окончил Институт криптографии, я несколько лет служил в подразделениях Министерства обороны. Задачи были там настолько секретными, что я не помню, о чем они были. (Смеется.) Но моя личная криптография к тому моменту уже закончилась. Еще до окончания учебы в институте стало понятно, что криптограф-математик из меня не очень-то получается. Криптография — это очень-очень серьезная наука. Не исключаю того, что самая сложная математическая дисциплина. И очень немногие из тех, кто учился по этой специальности, то есть тех, кто вначале прошел всевозможные отсеивания, а потом сдал сложнейшие экзамены и получил диплом, становятся настоящими криптографами. Большинство уходит в шлак. Вот и я ушел в шлак.
— То есть стали программистом?
— Пока с 1982 по 1987 год я учился в институте, видел много разных компьютеров, работал на них. Однако серьезно заниматься программированием я начал во время службы в Министерстве обороны, и это стало серьезным увлечением. Именно тогда у меня впервые появился компьютер в личном пользовании — персональный! Зарубежного производства, очень крутой по тем временам, с цветным монитором. Тогда, в 1987-м, он был один на весь отдел.
Конечно, он был не мой личный, а многопользовательский, с ним работал весь отдел по расписанию. А меня он так заинтересовал, что я очень быстро его освоил, стал отвечать за него, составлял графики машинного времени. В общем, он стал почти моим персональным. Через некоторое время компьютеры появились в других подразделениях воинской части, где я служил, и я уже стал этаким общественным экспертом, к которому ходили за советом, главным айтишником на общественных началах. Так уж получилось, что я люблю компьютеры. И моя работа приносит мне удовольствие.
— Многие и сегодня любят компьютеры, но далеко не все пишут антивирусные программы...
— У меня своя теория по этому поводу. Есть разные люди: одни по натуре конструкторы, им нравится создавать самим что-то новое, например придумать новый компьютер или написать новую программу, а другие, к числу которых я тогда точно относился, — наоборот, «деструкторы». Не в смысле — разрушать, а в смысле — разбирать на составляющие, понимать, как оно устроено, почему оно так работает. Есть такое понятие «хакер». Нормальный вид деятельности, между прочим. Просто сегодня это слово незаслуженно получило очень негативную окраску: преступник, злодей. А в те времена, когда в Интернете не было больших денег, да и самого Интернета тоже, слово «хакер» означало человека, который очень любит ковыряться в программных потрохах компьютера. Без всяких корыстных интересов и вреда кому-либо. Ну примерно как дети — будильник разобрали, а собрать обратно не могут. Только эти ребята и обратно собирали. Словом, я был именно таким. И потому, когда однажды наткнулся на вирус, сразу сделал стойку: вот это да! Стало ужасно интересно, как он устроен.
Дело было в 1989 году. Тогда уже появились вирусы, только ползали они с компьютера на компьютер на дискетах. Правда, реально подцепить один из них было все-таки экзотикой. И не только в структуре Минобороны, а вообще, но один попал ко мне — на том моем «персональном» компьютере не выполнялись секретные задачи, и можно было пользоваться дискетами. Антивирусы тогда тоже уже были, с десяток. Кто-то из них вылечил и мой вирус.
— И кто тогда этих «докторов» готовил?
— Самым известным производителем антивирусов была компания McAfee, она и сегодня один из крупнейших брендов на антивирусном рынке, один из наших любимых конкурентов. Была компания Trend Micro, правда, малоизвестная в те времена в Европе по причине своего азиатского происхождения. Уже был «европеец» Sophos, с самого начала занимавшийся криптографической защитой, здравствующий, кстати, и поныне. D. Solomon, позднее купленный McAfee. Более того, в России на тот момент уже было штук пять антивирусных проектов. Правда, ни один из них не дожил до сегодняшнего дня. Вообще тогда на рынке было много разных антивирусных компаний, из которых выжило немного.
Тогда все они были начинающими компаниями, мало кому известными. И за каждой стоял конкретный энтузиаст, даже фанат. Что ни компания, то личность! Джон Макафи, например, основатель McAfee, — потрясающий увлеченный специалист. Только он покинул одноименную компанию еще где-то в 90-х, продал все акции и полностью переключился на другие проекты. Но имя в отрасли осталось и по-прежнему звучит громко. В тех компаниях, что дожили до сегодняшнего дня, практически нигде не осталось людей, которые все начинали. «Лаборатория Касперского» исключение.
— Вы-то лично как к вирусологии примкнули?
— По большому счету и моя первая антивирусная программа была «гаражной». Мне самому понравилось, что в результате получилось, и я в курилке как-то рассказал коллегам-технарям про вирусы, как они работают, что мне один такой попался, что сам по себе он ничего плохого не делает, но в перспективе есть угрозы, поскольку он пытается взять компьютер под свой контроль. Хорошо, наверное, рассказал, потому что не прошло и двух недель, как мне понесли дискеты с другими вирусами — для коллекции. Я вошел во вкус, стал специально за ними охотиться. И пошло-поехало: наладил контакты с другими компьютерными вирусологами, стали обмениваться добычей. А сейчас этот процесс просто поставлен на промышленный уровень: вирусы в Интернете собираем автоматически, этим занимаются программы-роботы.
Касперский признается, что ему всегда нравилось выступать с лекциями. Его равно «зажигает» внимание и американских студентов, и жителей российской глубинки, например, в тихом городке Козьмодемьянске этим летом |
— Из Минобороны ушли?
— Из Минобороны я уволился в 1990 году. К тому времени я уже часто выступал с лекциями на тему компьютерных вирусов. Пошли публикации в журналах. Но быть офицером и одновременно более или менее публичной фигурой нельзя. Опять пришлось выбирать. А мне всегда доставляло удовольствие выступать на публике: рассказывать о том, как определить, что вирус заразил ваш компьютер без антивирусной программы. Почему? Не знаю. Это желание не пропало и сегодня. У меня несколько аккаунтов в разных социальных сетях, свои блоги. Ну нравится мне быть публичным человеком, и говорить нравится, и писать. Раньше я в компании проводил что-то вроде курсов обучения, а теперь под брендом «Лаборатории Касперского» действуют международные курсы по компьютерной безопасности. Сейчас готовим очередную студенческую конференцию для американских студентов.
Но решиться на уход из Вооруженных сил было непросто — это же был 90-й, очень непростой год. Меня коллеги отговаривали. Пересиди, говорили, Женя, в армии — там тихо и спокойно, пока все не успокоится. А я сказал: «Нет, не мое это». Вопреки уговорам семьи я ушел.
В конце 90-х Евгению Касперскому с единомышленниками пришлось превратить хобби в профессию и начать зарабатывать на антивирусах
|
— Девяностые, время-то какое! Кооперативная волна не захлестнула общительного человека?
— Нет. Но была такая айтишная компания «КАМИ» — она появилась как раз на волне кооперативов и достигла больших высот. Владельцем ее подразделения был один из моих учителей в институте Алексей Борисович Ремизов. Ему я искренне благодарен за то, что он в меня поверил, дал компьютер и рабочее место со словами: «Хочешь заниматься вирусами — занимайся, работай!» И вот тогда я уже профессионально начал заниматься антивирусными технологиями. Потому что в рядах Вооруженных сил это все-таки было хобби — в свободное от работы время. Но дома компьютера не было, потому и предавался своему хобби на рабочем компьютере. Так что моим первым инвестором можно считать Министерство обороны СССР, инвестиции были в виде компьютера.
— И какой оказалась жизнь профессионального писателя антивирусов?
— Вкалывал я... ну не 24 часа в сутки, но по 12—14 часов практически ежедневно лет пять, без отпусков и почти без выходных. Мимо меня тогда прошли все значительные события в стране... Нет, кроме путча ГКЧП. Ту ночь я на баррикадах провел. Но вот после этого все значительные события: денежные реформы, ваучеры, что еще было?.. — все мимо пронеслось. Ваучеры я просто теще отдал.
Знаете, я время от времени угадываю суть происходящего. Вот посмотрел на ваучер и понял — бумага. А в конце 80-х, помню, моя мама спросила совета. «Женя, — говорит, — предлагают кредит на покупку дачи, но деньги бешеные — 5 тысяч рублей». Тогда столько стоил автомобиль, неподъемная была сумма. А я сказал: «Мама, надо брать». И оказался прав. Потому что несколько позже мама получила пенсию и... отдала кредит. Было такое коммерческое чутье. Но коммерсантом я так и не стал. Я технарь, люблю изобретать, а вот торговать — это не мое.
Свой первый коммерческий продукт — он назывался AVP (AntiViral Toolkit Pro) — я написал в «КАМИ». Но продажи были практически нулевые. Потому что софт у нас в стране тогда никто не покупал. Самой «КАМИ» основной доход приносила продажа компьютеров, они даже собирали их под своей торговой маркой. А софтверные проекты, которые компания пыталась вести параллельно с моим, так и не стали прибыльными. Через несколько лет остался только мой, но и он влачил жалкое существование. Попытки продавать антивирус через партнерскую сеть давали мало толку.
Чтобы как-то зарабатывать, я халтурил на одну европейскую компанию. Делал для нее базу вирусов. На тот момент для них я был просто мальчик, который что-то смыслит в их деле. Но платили вполне прилично. Хватало не только мне на жизнь, но и на то, чтобы нанять еще двух ребят и купить им компьютеры.
Зарплату в «КАМИ» мне не платили, у нас были хозрасчетные отношения: они меня кредитовали, но этот кредит надо было отдавать. И я отдавал его из тех денег, которые зарабатывал халтурой на антивирусников за рубежом. В профессиональной тусовке, кстати, в это время удивлялись: откуда это у них, моих работодателей за рубежом, такой хороший уровень детектирования вирусов? Я тихонько хихикал. Уже много позже раскололся, что это была моя работа.
— И долго батрачили на империалистов?
— Несколько лет. Одновременно, поняв, что на родине мало что продашь из антивирусного добра, начали развивать международную партнерскую сеть. Но продажи поначалу тоже были нулевые. Антивирус никому не известен — это раз. Да еще из России — это два. «Откуда-откуда? — спрашивали потенциальные покупатели. — Из России?! Чур меня!» Да и рынка как такового в Европе тоже тогда не было.
Но однажды все изменилось — видимо, так звезды встали. «КАМИ» разделилась на несколько компаний, ее покинул Алексей Ремизов, и были закрыты все софтверные проекты. Мы неожиданно оказались на вольных хлебах. И это в 1997 году, когда Интернет был совсем не тот, что сегодня. Как быть? Я сделал крутой поворот: отказался от халтуры и начал продавать западным антивирусным компаниям лицензии на свой новый движок, собственно механизм выявления вирусов, который в 1995—1996 годах написал с двумя своими коллегами. И вот это сработало — мы начали зарабатывать!
— Много?
— Если сравнивать с тем, что до того мы практически не зарабатывали, то просто ого-го! Я хорошо помню свое ощущение, когда мы получили за месяц 10 тысяч долларов, — это супер! Вначале наши лицензии предполагали ежемесячные отчисления за пользование движком. Потому что «кушать очень хотелось». Позже мы перешли на более распространенные в мире ежегодные отчисления. Все это было сделано уже под брендом «Лаборатории Касперского», чей 14-й день рождения мы отметили этим летом. Первых покупателей лицензии, естественно, запомнил на всю жизнь. Первыми были немцы — компания G Data. Второй была компания F-Secure. Третьи — американцы, но их уже нет на рынке.
Почему вдруг все так хорошо пошло? Лицензии ведь продаются не конечным пользователям, а своим коллегам — антивирусным компаниям. А в этой профессиональной тусовке все друг друга отлично знают. Так вот, все знали, что у нас очень неплохой движок. И зарубежные коллеги время от времени осторожно интересовались, есть ли такая возможность — заполучить наш движок на условиях лицензии? Настал момент, когда мы поняли: надо соглашаться.
Правда, сказать, что зажили наконец припеваючи, нельзя. Практически все заработанное вкладывали в развитие компании. Я на «Жигулях» ездил до середины 2000-х. Выпустили продукты для частных пользователей, потом — для корпоративного сектора. В основном продажи шли на Запад. Да и сейчас у нас самый большой рынок сбыта — Европа. Потом США. И только потом Россия.
— Интернет помог бизнесу?
— Ну, Интернет — это отдельная история. Я помню, году в 1992-м в «КАМИ» по стенам развешивали «лапшу» из проводов — объединяли компьютеры в сеть. А в 1993-м я уже пользовался электронной почтой. В 1995-м у нас появился веб-сайт. Но тогда это было, конечно, несерьезно.
Однако буквально года через два, в 1997-м или 1998-м, я собрал своих коллег и сказал: «Ребята, есть такая штука, называется Интернет. Меня интересует: могут ли в Интернете водиться интернет-червяки?» Тогда же вирусы ходили только по дискетам и цеплялись к файлам. Никто и не думал, что возможно что-то еще. «Хороший вопрос!» — ответили мне сотрудники. Через неделю они пришли ко мне и сказали: «Женя, все очень и очень плохо. Мы нашли способ, как сделать так, чтобы компьютерный червь переползал с одного компьютера на другой по сети Интернет. С помощью электронных писем». Это было примерно за два года до того, как на сцене появился первый реальный интернет-червяк.
Так выглядит новый компьютерный вирус, против которого пока нет противоядия |
Когда я увидел этого настоящего червя, отловленного живьем в Интернете, я даже посмеялся — до того он был примитивным: он вынуждал человека кликать на письмо. Мы же готовились к худшему варианту — к червякам, которые могут переползать из электронного письма на компьютер без участия человека: достаточно было просто навести мышку на «отравленное» письмо — и все уже произошло. Это оказалось возможным из-за ошибок в проектировании ПО Microsoft. Мы им сообщили об этом, и «дыру» они заделали. Никакой огласки, естественно. Но о том, что в Интернете все будет плохо, нам стало понятно года за два до того, как это произошло на самом деле. Вроде бы тот первый червяк был безобидным: он просто показывал красивую картинку — фейерверк. Но, проанализировав ситуацию, мы пришли к выводу, что «червячная» технология может обрушить Интернет. Целиком.
— Ой! Каким образом?
— Если произойдет заражение одновременно, скажем, 10—20 миллионов компьютеров и они сразу произведут атаку на ресурсы, то весь Интернет будет дефрагментирован. Иными словами, магистральные каналы связи окажутся забитыми, и серверы Интернета не будут друг друга видеть. О том, что такое может произойти, мы догадались довольно давно. Но примерно год или полтора молчали в тряпочку, никому ни гугу. Страшно было. И вдруг какие-то исследователи, то ли американские, то ли канадские, опубликовали у себя статью под громким названием «Флэш-червь». На что я сказал своим сотрудникам: «Ну что, ребята, все! Тайная информация пошла в массы, теперь и мы можем об этом говорить».
Кибервойны — это уже реальность. Обычный рабочий день спецподразделения защиты США от виртуальных ударов |
А было это, как сейчас помню, зимой 2003 года — подведение годовых результатов, итоговая пресс-конференция. Я рассказываю журналистам, что ожидаю появления флэш-червяков, которые способны поставить под вопрос существование всей глобальной Сети. Причем она может вырубиться на неопределенное количество времени — до того момента, пока червя не вычистят с необходимого количества узлов. Надо было видеть, как журналисты посмотрели на меня! Но ровно через неделю шарахнуло: первый флэш-червяк! В пятницу я рассказывал о наших достижениях, а в следующую субботу свершилось.
А получилось так: червяк примерно на четверть увеличил нагрузку на центральные серверы глобальной Сети. Причем исключительно за счет своего распространения — у него не было деструктивной функции! А если бы была, Интернет бы точно рухнул целиком. А так только Южная Корея. Произошло то, что называется веерным отключением интернет-сетей. Они имели место и в США, и в Австралии, и в Новой Зеландии. Но по Южной Корее долбануло так, что отключились не отдельные регионы, а вся страна.
...Я, кстати, давно заметил, что у аналитиков нашей компании есть такая особенность: посмотреть на информацию, которая есть уже сейчас, и спрогнозировать то, что произойдет в будущем. Например, интернет-паспорта. Я начал о них говорить лет 8 назад — про то, что вход в Интернет будет только по предъявлении цифрового удостоверения личности. Некоторые над такими предположениями смеются до сих пор, но смотрите: в аэропорту Пекина подключение к Wi-Fi-сети бесплатное, вот только вначале нужно в специальную машинку положить паспорт. Машинка его отсканирует и уже после этого выдаст чек с уникальным логином и паролем. В некоторых европейских странах в интернет-кафе собираются делать ровно то же самое. Зачем? Чтобы всяческие кибермерзавцы не лезли из халявной точки Wi-Fi в сеть Интернет. Они ведь что сегодня делают? Анонимно цепляются к общедоступным сетям. Кто там был в интернет-кафе? Неизвестно. Что делал? Кофе пил или выпустил в Интернет то, что из дома боязно отправлять? Все! Постепенно закрывают эти лазейки. Интернет-паспорта вводятся в Швейцарии, Германии. Барак Обама сказал, что надо вводить электронные удостоверения. Все идет согласно предсказанию.
— Про кибертерроризм кто первым заговорил?
— Ну, к этому давно все шло. Лет 10 назад случилось то, что назвали самой дорогой компьютерной ошибкой в мире: тогда вторая ступень американской беспилотной ракеты развернула ее, и ракета на полной скорости ушла обратно в Тихий океан. А всего-то — плюс с минусом в программе перепутали. Мелочь? Или классический пример, вошедший в учебники, с американскими боевыми истребителями: они при пересечении экватора на автопилоте переворачивались вверх днищем — бортовая программа была настроена так, чтобы север всегда был сверху. У других ПО выводило самолет в ненормальный режим при проходе над Мертвым морем — уровень воды там, как известно, ниже поверхности океана, и эта ситуация не была предусмотрена программистами.
И это все неумышленные действия. А последствия — ой какие! Зачастую дело даже и не в программных ошибках вовсе, а в стечении обстоятельств. Пример: студенты-шалуны, развлекаясь, написали компьютерный вирус, который размножается по Сети в свое удовольствие и на радость авторам. Или ворует данные банковских карт. Он не собирался ничего ломать, выводить из строя, только тихонько красть. Но в результате в аэропортах США не работали компьютерные системы регистрации. А в Австралии остановились железные дороги. Умысла не было, случайный побочный эффект.
Крушение авиалайнера, под обломками которого оказались погребены все его пассажиры, — результат появления компьютерного вируса на компьютере наземных служб аэропорта |
В 2008 году авиалайнер рейсом из Мадрида упал сразу после взлета. Больше 150 пассажиров погибло. Как такое могло случиться? Оказалось, что у самолета были серьезные технические проблемы, приведшие к его гибели. Более того, техосмотр их выявил! Но компьютер, который работал на техосмотре, оказался зараженным вирусом! И техники не смогли ввести данные о проблемах в компьютер. Как вам стечение обстоятельств? Самолетами летаете?
— Уже боюсь...
— Я тоже. Но летаю... Когда понимаешь, насколько наши жизни завязаны на технологии, и с каждым годом все сильнее, становится по-настоящему страшно. Потому что понимаешь, что любой негодяй из какой-то забытой богом дыры с помощью только одного интернет-доступа может проникнуть куда угодно и заставить компьютерные системы работать так, как ему угодно!
Впервые мы серьезно задумались на эту тему еще в начале 2000-х, но избегали всяческих разговоров об этом не только в публичных выступлениях, даже в любых переговорах за стенами компании. Пока в 2007 году не увидели на экране боевик «Крепкий орешек 4.0». В основном народ-то посмеялся — ну и разыгралась фантазия у ребят из Голливуда! А нам было не до смеха: они что, совсем умом тронулись? Такое всем показывать? Ведь оно абсолютно осуществимо! После появления этого фильма я стал открыто говорить о кибертерроризме. И, к несчастью, опять не ошибся: уже сейчас мы видим целенаправленные кибератаки. Пример — атака русских хакеров на интернет-ресурсы Эстонии. Первое заметное проявление гражданской кибервойны. Активное самовыражение патриотов. Физического вреда никакого, но принципиально важно, что это целенаправленная спланированная акция.
Страшно то, что подобные задачи могут ставить себе не группы частных лиц — энтузиастов, а правительства целых стран.
А вот вирус, пойманный на заводе в Иране в прошлом году, — это кибердиверсия. 8 апреля 2008 года президент Ирана Махмуд Ахмадинежад объявил о начале установки 6 тысяч центрифуг, предназначенных для обогащения урана на заводе в Натанзе |
Вы уже поняли: если я что-то говорю открыто, значит, это уже произошло. Прецедент — вирус Stuxnet на заводе по обогащению урана в Иране. История тянется с прошлого года. Это яркий пример электронной диверсии в государственном масштабе. Одной страны (поговаривают, что Израиля) против другой. Раньше для таких задач готовились специальные диверсионные группы, сегодня это можно делать при помощи компьютерных систем.
По тем данным, которыми мы сейчас располагаем, получается, что вирус смог попасть на компьютеры закрытой от внешнего мира внутренней сети завода. Потом он добрался до центрифуг, непосредственно участвующих в физических процессах обогащения урана. Их там тысячи. Точнее, до компьютерной системы управления ими. После чего, по нашим предположениям, он менял их режимы вращения.
Причем, как мы можем предположить, этот вирус был «умным»: он не собирался выводить из строя все подряд обогатительные предприятия в мире. Вначале он бродил по миру и искал совершенно конкретное предприятие. По крайней мере сегодня мы так видим эту ситуацию.
Американцы, англичане, немцы, китайцы — все серьезные страны уже заявили, что занимаются кибервойнами. Силовики во все времена и во всех странах были двигателем технического прогресса. Кто финансировал изобретение Интернета? Американские военные. Было бы странно, если бы они и далее не вкладывали средства в новые области его применения.
Кстати, вот что интересно: киберпространство в некоторой степени уравнивает шансы противоборствующих сторон. Да, у крупного государства больше сил, средств и ресурсов для борьбы с более мелким, но у него больше систем управления автоматизировано. Значит, оно более уязвимо к компьютерным ударам. И в киберпространстве малое государство способно достойно ответить крупному. На мировой политической арене неминуемо появятся новые силы: кибернаемники и киберсоюзники.
— Думаете, третья мировая война с применением кибероружия неизбежна?
— Никто этого точно сказать не может. Но, думаю, кибероружие будет применяться все-таки только в локальных конфликтах. В глобальные киберконфликты я не верю. А вот мелкие территориальные разборки, местные политические или религиозные конфликты — там кибероружие будет бабахать по полной программе. Но страшно то, что кибероружие действует в Интернете, который не имеет границ. И если оно, то есть его программа, не очень хорошо написано, такое оружие может долбануть не только по целям, которые у него обозначены, но и по другим, случайно попавшимся. Скажем, только потому, что у них оказалась такая же конфигурация ПО.
Добавлю еще одну составляющую в этот коктейль — активисты, общественники. В основном европейцы, которые то и дело выступают то за, то против по всяческим поводам и всегда приправляют свои выступления политическими требованиями. Это всякие «Анонимусы», Lulsec — в общем, народовольцы интернет-эпохи. Где-то что-то запрещают? Негодяи! Мы их сейчас накажем! Понятно, что это обычный студенческий максимализм. Но я очень боюсь, что те, о ком мы сказали выше, и эти юнцы-максималисты найдут друг друга. И тогда профессионально подкованные в хай-теке мальчики с горящими глазами станут добровольно работать на международные террористические организации. Это самый плохой сценарий развития событий.
Кстати, именно об этом «Крепкий орешек 4.0»: там в начале фильма преступники как раз использовали молодых хакеров, от которых впоследствии цинично избавлялись.
12 июня 2009 года в Кремле Евгений Касперский получил из рук президента страны Дмитрия Медведева Государственную премию России за достижения в области науки и технологий |
— Сколько еще времени даете нынешнему миру?
— Обычно мои прогнозы сбываются в течение двух — четырех лет. Моя оценка — это может начаться в ближайшие несколько лет.
По натуре я оптимист и позитивно настроен по отношению к будущему. Я уверен, что с помощью новых технологий человечество гораздо больше созидает, нежели разрушает.
— Госпремию, если не секрет, на что потратили? Большие деньги, кстати?
— Пять миллионов рублей. Передал своей родной Физматшколе № 18 им. А. Н. Колмогорова. Ведь то, чего я достиг как основатель «Лаборатории Касперского», я сделал, во-первых, не один, а вместе с друзьями-единомышленниками. А во-вторых, я бы не смог этого сделать, если бы в начале моего пути не было этой физматшколы. Пусть она здравствует и пестует новые поколения математически одаренных подростков.
ДОСЬЕ
Евгений Касперский
-
Родился 4 октября 1965 года в Новороссийске. Последние два класса школы учился в Физико-математической школе № 18 имени А. Н. Колмогорова при МГУ, после окончания которой в 1982 году поступил в Институт криптографии, связи и информатики (специальность «Инженер-математик»). По распределению попал в многопрофильный научно-исследовательский институт при Министерстве обороны СССР, где проработал до 1991 года.
-
В 1989 году обнаружил на своем рабочем компьютере вирус Cascade и придумал первое в своей жизни компьютерное противоядие. Стал коллекционировать вредоносные программы, создавая к ним лечащие модули.
- В 1991 году начал работу в компании «КАМИ», где вместе с группой единомышленников развивал антивирусный проект AntiViral Toolkit Pro (AVP), прототип будущего «Антивируса Касперского». В 1994 году AVP, еще мало кому известный на Западе, впервые был протестирован в специальной лаборатории Гамбургского университета и показал лучший результат, превзойдя по качеству обнаружения вирусов все популярные антивирусные программы.
- В 1997 году вместе с коллегами и супругой Наталией основал «Лабораторию Касперского», в 2007 году стал ее генеральным директором.
- Лауреат Государственной премии РФ в области науки и технологий (2009 год).
Комментарии
- 2011-12-05 18:21:43 — Бочаров В.Н.
статья очень поучительная.А всё-таки хотелось бы заиметь начальные сведения по програмированию-дали бы какой-либо сайт.
мой E.m. bvnvosc@hotmail.com
Желаю здоровья.Бочаров ВЛАДИМИР
Оставить комментарий
Ваш комментарий будет опубликован после модерации.